Коллеги, раньше на нашем сайте была такая рубрика «Кладовая нашей памяти», в которой мы публиковали воспоминания, путевые заметки ветеранов Омского Союза журналистов. Теперь эти материалы будут появляться в рубриках «Неформат» и «Ветераны». Начать мы бы хотели с материала Луизы Ивановны Красильниковой.
Вместо предисловия
Я удивлялась взаимоотношениям этих двух людей более 15 лет, с того самого момента, когда в редакции газеты «Коммерческие вести» появилась удивительная, с иконописным лицом женщина. Она была проста, скромна, настороженно тиха и в то же время до конца преданна тому единственному,кто значил для неё всё. Этим ВСЁ — был Борис Супрунюк, тогда сидевший в казахстанской тюрьме не за хулиганство, не за разбой и грабежи, не за воровство и мошенничество, а за честное «донкихотство» с ветряными мельницами в лице власть имущих. Именно власть имущих, потому что именно они осуществляли принципы и проводили в жизнь законы нового времени, в котором порядочным людям, тем более русским, места не оставалось.Любая борьба только тогда может быть выиграна, когда есть крепкий тыл. Крепким тылом для Бориса Фёдоровича была его жена – Луиза, Лика, Мадонна, Афродита, Венера, Вера, Надежда, Любовь, как называл он её в своих стихах. И до самого своего последнего часа он удивлялся, как «моя последняя вдруг стала первою любовь». Предлагаемое повествование — это история ещё одной любви двух взрослых, умных, красивых и по-своему счастливых людей, скованных одной цепью. Когда-то именно под таким названием мной была написана маленькая зарисовка из их жизни. Ныне цепь разорвана, и звено, оставшееся в руках Луизы Ивановны Красильниковой, лишь подтверждает, что разорванные цепи можно скрепить силою рук, силою духа, силою верности.
Людмила Барахтянская
Рыцарь истины и правды
От автора
Идея написать воспоминания о своём муже, дорогом для меня человеке, осенила в день его похорон, когда горе обрушилось с такой силой, что жить дальше, не имея конкретной цели, казалось невозможным. Особым чутьём на уровне подсознания я уловила сигналы, поданные душой моего супруга, моего любимого и любящего меня человека: «Пиши, дорогая, пиши, проживи ещё раз все те счастливые и драматические моменты нашей совместной жизни. Благославляю!»
Луиза Красильникова
Трудное моё счастье
И вот я взялась за перо. Теперь передо мной несколько вопросов: “С чего начать? Придерживаться ли строгой хронологии событий или вырвать из контекста жизни самые яркие?” Но чем глубже память уходит в прошлое, тем острее осознаёшь: личность Бориса Фёдоровича Супрунюка и эпоха перестройки, реформ, развала Советского Союза, становления демократических норм – неотделимы. Бурное время конца 80-х и 90-х годов высветило грани его журналистского таланта, блестящего оратора, неутомимого общественного деятеля. Я решила писать по наитию, не загонять свои воспоминания в строгие рамки хронологии, писать так, как Бог на душу положит, рассказать о том, каким он был мужем, отцом, дедом, что ничто человеческое ему не было чуждо. А муж он был замечательный, наверное, потому, что любил сам и горячо любим мною. Свои чувства он выражал в стихах, написанных по поводу и без. Разве не приятно проснуться в день рождения и увидеть рядом с подушкой листочек со знакомым почерком:
«Моей Лике.
Что в этот день тебе сказать
О нашей непростецкой доле?
Ты мне была –
Как Божья благодать,
Местами может быть и боле!!!»
Или такие строчки:
«Уходят дни, уходят ночи…
И знаешь лишь наверняка
О том, что хочешь иль не хочешь,
Уйдут и годы, и века.
Но сколько б не осталось этих
Веков и лет, ночей и дней,
Ты для меня – одна на свете,
Всех ближе, лучше и родней…»
Я с благодарностью принимала все эти оды, сонеты, стихи, шутливые, ироничные, серьёзные, философские и просто дурашливые. Нередко отвечала ему тем же. А он всё писал и писал. Стихов такое множество, что можно издать их отдельным сборником. Но автор чрезвычайно строго и критически относился к своему поэтическому дару и кроме меня, его музы, мало кто знал о нём. Хочу привести ещё одно четверостишие:
«Лика, Ликушка! В имени – блики
И надежд, и тревог, и тоски, и любви,
Отголоски невзгод – то смешных, то великих,
И кипенье страстей моего визави…»
Господи, как горько, как больно, что в этот раз Борис ушёл навсегда и мой удел – удел вдовы.
«Надежды нет. Но светлый облик милый
Спасут, быть может, чёрные чернила», — писал в своё время Уильям Шекспир.
Хочется верить, что память об этой сильной, неординарной личности, ярком публицисте, лауреате премии «Золотое перо России 1996 года» в номинации «За работу в экстремальных жизненных ситуациях» — будет долгой и благодарной не только в кругу родных, близких, друзей, но и всех тех, кому в своё время помогал Б.Ф.Супрунюк, кого защищал, кого прославлял на страницах печати.
Борис был человеком глубоких и разносторонних знаний, со своими литературными, музыкальными пристрастиями, но свою эрудицию никогда не выпячивал, правда, изредка устраивал мне что-то вроде экзамена: по радио или ТВ звучала какая-нибудь прекрасная мелодия из зарубежной или русской классики. «Кто автор, как называется произведение?» — спрашивал мой муж. И если я затруднялась с ответом, с ласковым упрёком говорил: «Темнота, ты моя, темнота уральская!» Но бывало и наоборот, когда я, разгадывая кроссворд, ставила в тупик своими вопросами его. И если ответ находился в энциклопедическом словаре или каком-то справочнике, тут уж моему превосходству не было предела. Это всё проходило в шутливой форме, без обид, этакое лёгкое пикетирование интеллектов.
Окончив в 1958 году факультет журналистики Московского государственного университета, он продолжал постигать историю, философию, политологию, журналистику всю свою последующую жизнь. Ни дня без чтения книг, газет, журналов, просмотра ТВ-каналов. В программе всегда находил интересные передачи, связанные с историей страны, культурой, документальные фильмы. В литературе предпочтение отдавалось мемуарам, историческим романам, творчеству классиков. Особо почитал творения Александра Сергеевича Пушкина. И когда по состоянию здоровья вынужден был находиться в постели несколько месяцев, перечитал все его десять томов, а также всё то, что о нём написано и издано. Если В.Г.Белинский в своё время назвал роман «Евгений Онегин» «энциклопедией русской жизни», то Супрунюка я считаю «энциклопедией» жизни и творчества великого русского поэта.
Когда кто-то пытался принизить значение А.С.Пушкина в поэзии, посмеяться над его семейными проблемами, муж мой был в гневе, неистово защищая гения. Часто на эти темы спорил он со своим сыном Максимом, который, как представитель современного поколения, поклонялся другим кумирам. Вспоминается один жаркий спор в филармонии Петропавловска в начале 80-го года прошлого века. Мы пришли чуть ли не всем коллективом редакции тогдашнего «Ленинского знамени» на концерт Святослава Рихтера. В Петропавловск довольно часто наведывались именитые музыканты, артисты, писатели. Пока ждали начала концерта, заглянули в буфет. Я не помню повода, послужившего спору, но речь шла о каком-то стихотворении А.С.Пушкина. Мне запомнилась страстность Бориса, с какой он отстаивал свою точку зрения. Оппоненты у него были тоже люди темпераментные, и только третий звонок, приглашающий в зал, прервал жаркую дискуссию. Так начиналось наше с ним знакомство.
Любовь к Пушкину и всему, что связано с этим именем, у Бориса была поразительна. Он знал наизусть массу его стихотворений. В январе 1987 года вышел из печати первый номер роман-газеты. В нём новеллы Семёна Гейченко «Пушкиногорье». Это итог шестидесятилетней деятельности директора музея-заповедника великого поэта на Псковщине. Книга настолько захватила Супрунюка, что он написал на обложке: «Желаю побывать и здесь, в любимом Пушкиным Михайловском». И дата – 22.04.87 года. А у него всегда так: сказано – сделано.
Месяц с небольшим спустя – в начале июня – мы встретились в Москве, куда Борис приехал из Ялты после встречи там с писателем Юрием Черниченко (об этом рассказ отдельный), а я из Казахстана. «Стрела» привезла нас в Ленинград, где мы оба бывали неоднократно, и, естественно, в Пушкинском доме, мемориальном музее-квартире на Мойке, 12, в городе Пушкин (бывшее Царское село), на экскурсиях, связанных с пребыванием А.С.Пушкина в Петербурге и его пригородах. Мне, например, была очень интересна и познавательна экскурсия «Поэты пушкинской поры». Её проводил фанат творчества Александра Сергеевича. Он обогатил наши школьные и университетские познания таким богатством фактажа, такими подробностями светской жизни 20-30-х годов XIX века, что экскурсанты были и очарованы, и ошарашены.
На этот раз мы сами себе разработали маршрут, сами себе стали гидами. В Ленинграде обедали в кафе «Литературное» на Невском проспекте, 18. Это бывшая знаменитая кондитерская Вольфа и Беранже, популярное место встреч петербургских писателей, актёров, журналистов. Здесь в своё время бывали Грибоедов, Чаадаев, Вяземский, Крылов, Жуковский. Отсюда А.Пушкин со своим секундантом К.Данзасом направился на Чёрную речку, к месту роковой дуэли 27 января 1837 года. Через несколько дней здесь читали стихотворение М.Лермонтова «На смерть поэта»… У меня сохранился счёт из этого кафе. За консоме, какое-то филе, пепсиколу, тоник, хлеб и шампанское заплатили всего 15 рублей 90 копеек. Попробуйте пообедать сегодня в этом же самом кафе. Ой-ой-ой, сколько же это будет стоить? А тогда мы не переживали по этому поводу. В кафе звучала старинная музыка, в клетке распевала какая-то птичка, мы беседовали с соседом по столику – иностранным гостем и пытались как можно больше пропитаться духом старины. А за окном моросило, и у меня родились строчки:
“Тоскливый дождь,
Счастливый дождь,
Дождь надежды и добра,
Просто дождь,
Дождь только
Для тебя и для меня…»
Это не поэзия, это просто настроение.
Вечером мы уехали в Псков. Этот город в истории России занимает особое место. С глубокой древности – верный защитник рубежей земли русской, земля хлеборобов и зодчих, художников слова и кисти, музыкантов, народных умельцев. На небольшой его территории насчитывается около ста памятников архитектуры – старинные церкви, монастыри, палаты, Псковский Кремль и т.д. Город стоит на слиянии двух рек: весёлой — Псковы и спокойной – Великой. Здесь говорят: «Нет Пскова без Псковы и нет его без Троицкого собора, который был символом Псковской земли, Псковского государства. Мы были в этом соборе. Шла служба. Тогда, в 1987 году, я впервые попала в действующий храм, и это произвело сильное впечатление. Особенно поразил иконостас очень больших размеров, множество людей и прекрасное пение церковного хора. Трудно передать словами мои ощущения, внутри свершился какой-то переворот. Я поняла, как бедна была наша душа, выросшая в условиях атеистического воспитания. Моя дорога к храму длилась ещё восемь лет, но первый шаг был сделан здесь, в Пскове, в Троицком соборе. Когда-то в соборе висели два меча, олицетворявшие независимость и воинскую доблесть Псковского государства. На одном из них была надпись: «Чести моей никому не отдам!»
Поскольку Борис учился ещё и в Киеве в высшей партийной школе и много раз бывал там прежде, то посещение храмов этого старинного города для него было обязательным. Когда через два года мы приехали в Киев, он был моим личным гидом в Софийском и Владимирском соборах, Андреевской церкви, которую особенно любил. К сожалению, в тот приезд не удалось попасть в Киево-Печерскую Лавру из-за ремонта. Из его красочных рассказов я представила, как всё в Лавре выглядит внутри, что и где находится. Меня восхищал и удивлял тот интерес, который проявлял Борис к музеям, памятникам, всему тому, что связано с историей. Как губка, он впитывал и впитывал в себя всё новые и новые познания.
В Пскове мы посетили музей-квартиру В.И.Ленина, Поганкины палаты XVII века, Кремль VII-XII веков, возложили цветы к Вечному огню у могилы Неизвестного солдата, у памятника А.С.Пушкина с няней Ариной Родионовной.
Не могу не рассказать ещё об одной интересной экскурсии – в Псково-Печерский монастырь. Попасть туда было непросто — монастырь действующий и экскурсии не допускались. Это ещё больше подогрело желание Бориса. Я вспомнила, что корреспондентом «Правды» в Пскове работает В.Воробьёв, до этого он был собкором в Казахстане и частенько наведывался в нашу редакцию. Мы созвонились, объяснили, какую помощь от него ждём. И надо же, повезло! Через какое-то время встретились и договорились ехать в монастырь на «Волге» Воробьёва, прихватив в компанию ещё одного «правдиста», приехавшего на Пушкинский праздник.
В разговорах семьдесят километров пути пролетели незаметно, и мы у цели. В монастыре о визите журналистов были оповещены, нас встретили. Входим через Святые ворота и попадаем в особый мир, будто погружаемся в толщу веков на три столетия назад. Во дворе несколько монахов, занятых работами. С нами только здороваются, в разговор не вступают. На территории монастыря, возведённого как крепость и неоднократно выдерживавшего набеги шведов, — множество каменных башен, церквей, звонница, соборы. Вот один-то из них – Успенский — нас более всего интересовал, его ещё называют пещерным храмом. Наш проводник – один из служителей, коротко рассказал об истории монастыря и повёл нас вниз, по какому-то тоннелю, освещая путь зажжённою свечой. Особенность подземной части собора — в характере породы, благодаря которой находящиеся здесь захоронения не подвергаются гниению, в чём мы убедились, заглянув в одно из отверстий в стене. Мужчины оживлённо беседовали с монахом, мне же, откровенно говоря, было не по себе в этом загробном мире и я поторопила всех наверх, на свежий воздух. Здесь прошёл короткий летний дождь и всё благоухало. Мы вернулись в Псков, договорившись на следующий день ехать в Михайловское.
Вечером присутствовали на торжественном собрании в Псковском драматическом театре имени А.С.Пушкина, где выступал один из потомков поэта, гости из Москвы и Ленинграда. В память об этом собрании у нас хранится прекрасное издание – альбом с более чем двумястами цветными и тоновыми репродукциями с изображением прижизненных портретов Пушкина, его современников, а также пейзажей пушкинских мест, исторических и жанровых композиций. Альбом так и озаглавлен: «А.С.Пушкин и его время в изобразительном искусстве первой половины XIX века. Всесоюзный музей А.С.Пушкина».
А утром мне подарены стихи:
«Лике-псковитянке.
Здесь было всё:
И быль и небыль,
И боль невзгод, и хмель побед…
Чисто, как сказка,
Пскова небо,
А сказке больше
тыщи лет.
И вязик на ветру качается,
И под ногой столетья пыль…
Пусть эта сказка не кончается –
За далью – даль, за былью – быль.
6.06.87»
Поездка в Михайловское на Пушкинский праздник поэзии, который проводится ежегодно в день рождения поэта, это как паломничество в Мекку для мусульман. Сюда едут, плывут, летят. Со всех краёв необъятной России, из разных стран мира. «В отечественном поэтическом наследии пушкинская нота – самая чистая и звонкая, — писал С.Гейченко в «Пушкиногорье» — В ней душа народа, в ней – «русский дух», в ней животворящая святыня памяти. Множество людей именно через Пушкина ощутили, прочувствовали свои «корни», осознали свой долг перед землёй, их взрастившей. Пушкинский гений стал фундаментом понятия «великая русская поэзия».
Поклониться праху поэта заезжали в Святогорский монастырь. И тут Борис остался верен себе. Все туристы возложили к памятнику цветы, а он – лавровый венок, изготовленный в Крыму, в Никитском ботаническом саду специально для А.С.Пушкина.
«Приютом спокойствия, трудов и вдохновения» назвал поэт Михайловское. Здесь расцвёл его творческий гений. Здесь задуманы и написаны им народная драма «Борис Годунов», несколько глав «Евгения Онегина», стихотворения «Я помню чудное мгновенье», “Пророк», «19 октября», «Вакхическая песня», «Элегия», «Вновь я посетил…» и другие произведения. Более ста.
Места здесь действительно живописны. Парки, леса, луга, цветы, птичий гомон создают атмосферу сказки, ожидания чуда – встречи с гениальным поэтом. На пушкинской поляне читают стихи именитые и совсем юные поэты, выступают критики, видные учёные-пушкинисты. Праздник собирает гостей со всего мира. Вот и нам посчастливилось побывать на нём и сохранить прекрасные впечатления от всего увиденного и услышанного на всю оставшуюся жизнь.
При Пушкине здесь было небольшое родовое поместье. Сейчас же Михайловское расстроилось, стало современным посёлком, хотя и сохранило деревенский уклад жизни. Увидев пасущихся на лужайке коз, мне захотелось козьего молока. Желание жены для моего мужа – закон. Узнав, в каком доме держат коз, обратился к хозяйке с необычной просьбой. Женщина оказалась приветливой и с улыбкой сказала: «Придётся внуку с вами поделиться. Приходите вечером».
Нагулявшись по музею-заповеднику, устав от экскурсий, нафотографировавшись, мы вернулись в знакомый дом. Женщина вынесла поллитровую баночку козьего молока.
— Так мало? – удивился Борис.
— Но это же коза, — засмеялась женщина.
Молоко оказалось приятным на вкус, и мы по-братски разделили его на двоих.
Земля, воздух, вода, леса, парки здесь действительно насыщены такой целительной энергией, что чувствуешь необыкновенный прилив сил, жизнерадостности, творческого поиска и горения. Мне кажется, эта поездка зарядила Бориса, впереди нас ждали трудные времена.
***
Сегодня 15-й день, как ушёл из жизни мой любимый. Сердце в тисках скорби и горя. Слёзы льются даже во сне. Но я преодолею это состояние. За двадцать с лишним лет совместной жизни, незаметно, исподволь и я пропиталась его духом сопротивления и стойкости.
Кстати, о характере. Борис был человеком редкой целеустремлённости, напористости, убеждённости в своей правоте. Его мировоззрение определила профессия. Он считал, что быть журналистом – значит особым образом жить, стремиться активно вмешиваться в общественные проблемы, быть готовым к постоянному поиску, к преодолению инерции взглядов. Его кредо – оппозиционность к власть имущим, защита прав и свобод человека.
К одному из дней рождения Бориса я подготовила шутливый фотоальбом с коллажами, различными, серьёзными и смешными изречениями, стихами собственными и заимствованными. Одно из них назвала «Кредо Б.Ф.» Мне показалось, что оно очень точно определяет сущность моего мужа.
«Я иду помогать угнетённым.
Я иду помогать униженным.
Я иду помогать несчастным.
Я иду помогать страдающим.
Я иду, чтоб покончить с печалями.
Я иду дарить людям радость.
Я иду дарить людям ласку.
Я иду дарить людям любовь.
Я иду, чтобы дать людям мир.
Я иду, чтобы покончить с насилием.
Я иду, чтоб покончить со страданиями.
Я иду, чтоб забыть обо всём, что прошло.
Я иду. Несмотря ни на что – я иду!”
А под стихотворением картинка, изображающая лыжника, преодолевающего ледяные торосы Арктики и тянущего за собой санки с поклажей. Мне показалось, что это именно Супрунюк Б.Ф.
Незадолго до своей скоропостижной смерти, находясь в санатории «Коммунальник», он выступил перед отдыхающими. Тематика встречи – 1. Свобода слова по-российски; 2 – О пенсиях сегодня, завтра и в 2020 году; 3 – Наш сосед – Казахстан. Это не был экспромт. Такую встречу он планировал, готовился к ней, подбирал документы и газетные публикации. И очень был рад, что аудитория с пониманием и поддержкой отнеслась к его высказываниям, что было много вопросов, а библиотекари санатория выразили ему благодарность. Он был в своей стихии, и это выступление прозвучало, как лебединая песнь, потому что через два дня после возвращения из санатория «скорая» увезла его в больницу прямо на операционный стол.
А ещё поражает и восхищает меня в нём бесстрашие, он шёл всегда по лезвию ножа, смело обличал власть придержащих. Он знал, что это не сойдёт ему с рук, что гонения, преследования, наказания непременно последуют, но продолжал свою борьбу и на многочисленных судах был сам себе адвокатом. Газета «Глас» стала его рупором. С её страниц доносил он до читателя все перипетии своей борьбы с первым секретарём Североказахстанского обкома партии и председателем облисполкома С.Медведевым, которого публично обвинил в государственном преступлении – поддержке ГКЧП. А когда выпуск «Гласа» был остановлен, активно выступал в независимой республиканской прессе. Тогда, в начале 90-х годов, в Алма-Ате выходило несколько таких изданий, работал коммерческий телевизионный канал. Но провозглашённая свобода слова стала властям Казахстана поперёк горла, и под разными предлогами одно за другим издания закрывались, а независимым журналистам перекрывали кислород в прямом и переносном смысле. Кто-то «ломался» и уходил в тень или менял свои убеждения, но только не Супрунюк. Переехав в Омск, он и здесь продолжал жить и работать в соответствии со своими принципами.
Эта принципиальность не раз стоила ему работы. Весной 1987 года газету «Ленинское знамя», где мы оба работали, возглавил молодой и амбициозный редактор. Опыта журналистского у него было немного, а апломба, более, чем достаточно. И цель он поставил перед собой, а может быть, перед ним поставили, далеко не благородную – под любым предлогом избавиться от Супрунюка Б.Ф. Почему? Да потому что знал о его конфликте с прежним редактором. Начались придирки, необоснованные выговоры и, наконец, увольнение, якобы за прогул, хотя собственной рукой подписал приказ, предоставляя Борису отпуск за свой счёт для поездки в Севастополь на встречу ветеранов Великой Отечественной войны. Дело в том, что, работая в Крыму, он многие годы занимался военно-патриотической темой, написал немало очерков о защитниках Крыма. И в этот раз Борис получил официальное приглашение на встречу.
Оставшись без работы, он не перестал работать. Поездка в Севастополь стала последним поводом для того, чтобы сесть за письменный стол и написать правдивую повесть о летней катастрофе сорок второго года, когда Красная Армия оставляла Севастополь и весь полуостров Крым. Писал он вдохновенно, запойно, забывая про еду и сон. Если мы с его матерью – Анной Сергеевной (Царство небесное ей), обращались с какими-то просьбами, то в ответ: «Лика, не мешай, пожалуйста!», «Мама, не мешайте!» И мы не мешали. Мы решили, что организм его сам подаст сигналы, когда захочет поесть или поспать.
В конце июля я уехала в санаторий, в Сочи, а вернувшись уже читала готовую рукопись под названием «Вечная кровь Херсонеса». Мой отец Иван Андреевич Красильников погиб в феврале 1944 года в Белоруссии. И только спустя 42 года, наконец, удалось установить место его гибели и захоронения, приехать туда и поклониться. Для меня всё, что связано с войной, свято, как и для Бориса. Его отец Фёдор Тимофеевич Супрунюк – воевал под Сталинградом, дошёл до Берлина, был ранен и контужен. Поэтому, читая рукопись, я не могла сдержать слёз. Пронзительно, проникновенно, с болью в сердце написаны эти строки. И самое главное – доказательно, правдиво. Не могу удержаться, чтобы не процитировать:
…«Речь пойдёт о Херсонесе, которого в энциклопедиях и справочниках нет. Где не бывают туристы. Где на крутые осколы и оскалы скал этого самого крайнего юго-западного мыса Крыма «самое синее в мире» море десятилетиями выбрасывало белые человеческие кости. Где вокруг циклопических развалин взорванной 35-й береговой батареи чуть ли не при любом наклоне-поклоне и сегодня в руку ложится ржавый осколок мины, снаряда или бомбы. О Херсонесе, где свершилась одна из самых кровавых трагедий самой кровавой войны, которая до сих пор скрыта ложью официального информбюро, недомолвками и недосказанностями исторических работ, изрезанными хирургами-редакторами «воспоминаний» людей с большими звёздами на мундирах, чётко и чутко ориентированными то на генералиссимуса Сталина, то на генерала Хрущёва, то на маршала Брежнева…» Трагедия Приморской армии в том, что войска её после отступления и оставления Севастополя должны были быть эвакуированы. Изучив массу документов, воспоминания советских и немецких военоначальников, Борис пишет, что никакой организованной эвакуации войск не было, что командующий Севастопольским оборонительным районом и Черноморским флотом вице-адмирал Ф.Октябрьский добился у Сталина разрешения «вывезти самолётами 250-300 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова. На военном совете решено было вместо Петрова оставить в Севастополе командира 109-ой стрелковой дивизии генерал-майора А.Новикова, который вскоре погиб, и в чей сектор входил Херсонесский полуостров, куда с боями, отступая, устремились остатки наших войск. В ночь на 1 июля 13 транспортных «Дугласов» вывезли в Краснодар 222 человека. Чуть позже на двух подводных лодках ушли в Новороссийск ещё 205 человек. А десятки тысяч солдат и офицеров под массированными бомбёжками, танковыми атаками противника погибали на мысе Херсонес, или же сдавались в плен. Борис приводит дословные высказывания защитников Херсонеса о том, как всё происходило во время боёв, как пережили немецкий плен, как в родной стране долгие годы прозябали с клеймом в документах о «пребывании в плену», как заслуженные награды «За оборону Севастополя» получали спустя много-много лет.
…«Из плена в плен под гром побед с клеймом проследовать двойным» — эти слова Александра Твардовского умозрительны для того, кому Великая Отечественная – всего лишь далёкая уже история «предков». А заклеймённые ещё живут рядом с нами и неутихающе болит и болит эта вечная для них рана. И только лично дотронувшись до неё, соприкоснувшись с ней, вздрогнет твоё сердце от боли других сердец и уже никогда не покинет его, вновь и вновь начиная щемить от какого-нибудь одного единственного слова. Для меня это слово – «Херсонес». (Полностью очерк Б.Супрунюка «Вечная кровь Херсонеса» читайте на стр. …..)
***
Сегодня с утра в квартире нет света, сижу со свечкой и вспоминаю, как двадцать один год назад мы встречали старый Новый год. Пока я готовила на кухне, мой муж писал стихи. На столе – бутылка шампанского, фрукты и красивые свечи. И вот родился сонет:
«Пока горит свеча, мы живы, слава Богу,
Пока горит свеча, мы юны хоть чуть-чуть.
И соберёмся в новую дорогу,
Чтоб сгинуть не сейчас – когда-нибудь.
Нас очень много – ты и я,
Нас очень много – целых двое.
Мы, как первооснова бытия –
Адам и Ева – первоначало строя.
Какого? Как сказать… Когда-нибудь
Мы разберёмся в себе, и в друге,
Чтоб обозначился, как в сказке, путь,
Чтоб жизнь окончить, как варяги в струге.
Пока горит свеча, нам чёрт не брат.
Пока горит свеча, никто не вечен,
Пока Вселенная горит стократ,
Но жизни каждый миг увековечен!»
По радио поёт Алла Борисовна Пугачёва о паромщике, который соединяет влюблённых, «то берег левый нужен им, то берег правый». А я вспоминаю одно застолье, на котором впервые услышала, как поёт Борис. У него был очень приятный баритон, тонкий музыкальный слух. И пел он тогда романс «Гори, гори, моя звезда». Мало сказать, что все были очарованы, мы были покорены проникновенностью исполнения, бархатным голосом и от души аплодировали. А потом жизненные обстоятельства так заплелись и закрутились в такой клубок проблем, что стало не до песен. И всё-таки при каждом удобном случае я просила его что-нибудь спеть. Самой мне природа, к сожалению, не дала ни музыкального слуха, ни певческого голоса. Но я люблю слушать красивые голоса, красивые мелодии, которые, как бальзам, лечат раненую душу. В юности я посещала танцевальный кружок и люблю танцы. И когда по телевизору звучала музыка греческого танца «Сиртаки», молдаванески, украинского гопака или русских топотушек, устоять не могла, пускалась в пляс. И тут уже мой муж выражал восхищение и аплодировал. Так мы и жили, открывая друг другу свои таланты и способности. И это познание было так интересно, увлекательно.
Мы встретились и поженились, когда обоим было за сорок. Возраст довольно солидный. За ним полжизни, в которой у каждого было всё – детство, юность, студенчество, первая любовь, карьерный рост, дети. Первые разочарования и драмы. И этот жизненный и житейский опыт помог нам избежать многих ошибок. Во главу угла своей семьи мы поставили взаимопонимание, доверие, ответственность друг перед другом и никуда не денешься – любовь! «А где любовь, — как недавно сказала мне моя сестричка Альбина Ивановна, — там всё прекрасно».
О счастье написано много. Философы и поэты, публицисты и художники, писатели и педагоги – кто только не выводил формулу счастья, как и формулу любви. Трактаты и научные изыскания, поэмы и эпические полотна исследовали взаимоотношения между мужчиной и женщиной, и каждый автор высказывал свою точку зрения. Не вдаваясь в историю и философское осмысление понятия счастья, позволю высказать личное мнение. Моё счастье в том, что я нужна другому человеку такая, какая есть – без притворства, без макияжа, без кокетства. Счастье любить и быть любимой. И все годы совместной жизни с Борисом – это счастье, правда, не безоблачное, а трудное – с постоянными стрессами, переживаниями, страхами за жизнь и безопасность мужа и всей семьи. Как же было не переживать, если с развалом Союза, объявлением независимости жизнь в Казахстане в корне изменилась. Русские люди, создавшие экономику республики, освоившие целинные земли, построившие города и посёлки, протянувшие железнодорожные, автомобильные магистрали, водопроводы и каналы, обогатившие своими творениями культуру, искусство, по новым законам оказались ущемлёнными в своих правах, у детей не было возможности получить высшее образование, найти хорошую работу. А тех, кто активно протестовал против такого отношения к русским и русскоязычным, начали, как говорят в народе, «прессовать». Как же было не переживать, если на Бориса правоохранительные органы устроили настоящую охоту. Его неоднократно арестовывали, в течении четырёх лет прошли три судебных процесса, незаконно этапировали под конвоем в Алма-Ату на медицинскую экспертизу, десять месяцев содержали в колонии под Кокчетавом. А сколько было угроз по телефону! И всё это только за то, что в печати, по телевидению, на митингах, на собраниях Русской общины, славянского движения «Лад» Супрунюк оценивал политическую и экономическую ситуацию в Казахстане как быстро формирующийся национально-автократический режим Нурсултана Назарбаева. Он считал, что вполне цивилизованная и правдивая борьба русских за свои права квалифицируется правоохранительными органами республики как антигосударственная деятельность, против активистов русского движения возбуждаются административные и уголовные дела. Его самого преследовали за то, что напрямую обращался к президенту Назарбаеву с открытыми письмами, в которых поднимал животрепещущие вопросы – о двойном гражданстве, статусе русского языка, о миграции русских, немцев и даже казахов из республики, о казахаизации руководящих кадров.
Как же было не переживать, если вернувшийся из Москвы муж показывает мне текст меморандума, принятый двумя президентами – Ельциным и Назарбаевым. Оба вождя «подтверждают решимость не допускать и пресекать на территориях своих государств любые действия со стороны организаций и групп, а также отдельных лиц, провоцирующих межнациональную рознь». Я не сразу поняла, чем это грозило Борису. «Как же ты не понимаешь, чем мне это грозит? – горячился муж. – Тем, что завтра меня, гражданина России приедут и арестуют в полном соответствии с подписью президента России, я об этом говорил в российском МИДе и в комиссии по гражданству, но они только руками разводили. Арестовывать будут в Казахстане всех, кто не согласен с политикой Назарбаева». Я пыталась его успокоить. Но через несколько дней его точно арестовали, якобы «за нарушение подписки о невыезде», которой на самом деле не было. А была раскрутка нового уголовного дела – «за разжигание межнациональной розни».
Как всегда, Борис оказался прав. Если при первом аресте в августе 1991 года его содержали в КПЗ, недалеко от дома, и я могла его видеть каждый вечер, благодаря доброжелательным охранникам, несмотря на официально объявленную голодовку, подкармливать котлетками, то в этот раз всё было более чем серьёзно. Арест был проведён в лучших традициях НКВД. На квартиру явились шестеро с ордером на арест и наручниками. Больного человека заставили одеться и сесть в машину. Я поехала с ним в горотдел милиции. В кабинете начальника его ждал прокурор. Меня туда не пустили. Бориса вскоре вывели, и он только успел сказать: «Сообщи всем нашим и посольству».
Его увезли в настоящую тюрьму, где свидание полагается только с разрешения начальника тюрьмы и раз в месяц – передача. Назарбаевские приспешники старались напрасно – его ломали, а он не ломался, его пугали, а он не боялся, над ним издевались, а он шёл вперёд с высоко поднятой головой.
Вот и в этой тюрьме объявил голодовку, его поместили в одиночку, лишили любой информации. Единственно, с кем он общался, были врачи, регулярно измерявшие давление и молоденький солдат, приносивший еду и уносивший её нетронутой.
Это незаконное заключение под стражу лидера Русской общины Петропавловска наделало много шума и в городе, и в столице. А когда во всех республиканских газетах появилось заявление пресс-службы генерального прокурора Казахстана под заголовком «Заключён под стражу», стало очевидно, кто кукловод во всей этой неприглядной истории.
В Петропавловске состоялся многочисленный митинг в защиту Б.Супрунюка. Пятитысячная толпа дружно скандировала: «Долой произвол!», «Свободу Супрунюку!» Испугавшись волнений, Бориса спешно и тайно отправляют в Алма-Ату на медицинскую экспертизу. Узнав об этом, я тут же выехала следом.
Столица встретила ярким солнцем, ароматом цветущих яблонь, изумрудной зеленью. После прохлады и весенней слякоти севера окунулась в теплынь и благодать. Но недолго пришлось наслаждаться прелестями южной весны. В СИЗО-1, куда я обратилась, сообщили, что Б.Супрунюк к ним не поступал. Как? Его отправили на сутки раньше, где же он? Меня охватила тревога. Я позвонила в посольство Российской Федерации в Казахстане, мне назначили встречу с послом. Борис Анатольевич Красников отнёсся ко мне с большим вниманием и пообещал сделать всё возможное для поиска мужа. Договорились быть постоянно на связи. Эта беседа несколько сгладила остроту напряжения и я принялась звонить по разным инстанциям. Прежде всего, в редакции независимых газет, с которыми сотрудничал Борис, правозащитные организации, министерство здравоохранения, управление исполнения наказаний. Встретилась с Ю.З.Бунаковым, возглавляющим Русскую общину Алма-Аты, с председателем республиканского славянского движения «Лад», правозащитницей А.Докучаевой. Каждый день «на телефоне», каждый день поездка в СИЗО-1 и республиканскую психиатрическую больницу. Увы, никаких известий о месте пребывания Супрунюка. Посольство РФ в это же время шлёт ноты протеста, требует встречи с Борисом и информации о его местонахождении. Посол Б.А.Красников отправляет письмо на имя президента Н.Назарбаева.
В Москве заместитель председателя Комитета по делам СНГ Госдумы Г.И.Чуркин проводит брифинг в связи с арестом Супрунюка. Комитет принимает специальное заявление. Своё послание Назарбаеву шлёт председатель комиссии по правам человека при президенте России С.А.Ковалёв. Свой протест высказывают и правозащитные организации Алма-Аты, у здания генеральной прокуратуры Казахстана один за другим сменяются пикеты с плакатами: «Свободу Борису Супрунюку!» Но власти были глухи. Дабы не терять своего лица, они продолжали держать общественность и родственников в неведении – где Супрунюк и что с ним. Наконец, 29 апреля, через 10 дней после отправки из Петропавловска, он прибыл в Алма-Ату.
На это беззаконие откликнулись резкими публикациями «Независимая газета», «Аргументы и факты», «Московские новости», а также целый ряд республиканских СМИ РК. Газета «АБВ» из номера в номер публиковала хронику событий в связи с делом Б.Супрунюка.
В посольстве РФ сообщили, что мне разрешено свидание с ним. Слава тебе, Господи! Впервые за много дней я могла сообщить 80-летней матери Бориса радостную весть – он жив! И когда, наконец, мы встретились, это были минуты счастья. Несмотря на ободранные стены подвала, стекло, отделяющее нас, на громкий разговор соседей, мы видели друг друга, и взгляды были выразительнее слов. Сердце моё, конечно, заныло, сжалось от того, как выглядел мой муж – сильно исхудавший, поседевший, с воспалёнными веками от бессонницы. Но не сломленный. Не я его, а он меня подбадривал и на прощание любимое выражение: «Но пассаран!» — это значит «Они не пройдут!»
Только на шестой день Бориса из СИЗО-1 перевели в спецбольницу для проведения принудительной психиатрической экспертизы.
А на следующий день после нашего свидания, христианский мир отмечал Пасху. Погода – замечательная, вечером в предзакатном небе наблюдали удивительное явление – как играло солнце на небосклоне. Золотистые всполохи переливались, то уменьшаясь, то увеличиваясь и было ощущение, что Господь посылает нам свою благодать. «С Борисом всё будет хорошо, — сказала мне родственница Зоя Леонидовна, — это знак Божий!»
До этого «хорошо» было ещё далеко. Начались томительные дни ожидания экспертизы, начались мои новые хождения по инстанциям. По наивности и неведению существующих в этом «медицинском» учреждении правил, мы с Зоей наготовили 9 мая, в День Победы, всяких вкусностей и повезли Борису в республиканскую больницу. Но не тут-то было. У нас не только не приняли передачу, охрана не пустила нас даже на территорию. Как ни просили, как ни уговаривали – бесполезно. Оказывается, нужна бумажка с разрешением на свидание и передачу. Я обратилась в генеральную прокуратуру, здесь объяснили, что они таких разрешений не дают: «Обращайтесь в районную прокуратуру или к следователю, который завёл дело в Петропавловске». Но разве не идиотская система? От Алма-Аты до Петропавловска более тысячи километров и почти двое суток езды!
В районной прокуратуре посочувствовали, но помочь тоже не смогли. Я расплакалась, объяснила, что почти месяц мой муж не получал нормальной пищи, что он истощён, ему нужны лекарства, дважды за этот срок он объявлял голодовку. Что-то дрогнуло в этом блюстителе закона и он посоветовал обратиться к военному прокурору (забыла его фамилию, помню только, что он русский, в отличии от всех предыдущих – казахов), и по совместительству заместитель генерального прокурора. А кто-то из правозащитников посоветовал об этой вопиющей волоките написать жалобу на имя генерального прокурора, что я и сделала.
Всё-таки мир не без добрых людей. Военный прокурор без лишних слов написал мне разрешение и на свидание и на передачу продуктов. Осталось ещё одно препятствие – в лице зав.отделением этой самой злополучной больницы. Как рассказывал мне потом Борис, в камере произошло ЧП. Охранники избили двоих зеков ни за что, ни про что, что вызвало вспышку гнева остальных, и кто-то призвал: «Вскрываемся! Зальём кровью камеру! Будут знать!» Это значило, что все готовы были вскрыть себе вены в знак протеста против произвола и беспредела. И только разумное предложение Бориса – написать заявление главврачу и объявить голодовку – охладило безумные головы. Но ему же это и поставили в вину, расценив, как нарушение режима. А раз есть нарушение, то нет свидания. Я же на воле ничего об этом ЧП не знала и не могла понять, почему нам не разрешают встретиться.
Когда пятнадцать минут свидания истекли и я увидела, как уходя, прихрамывает мой муж, поняла, что полиатрит вновь даёт ему о себе знать. Состояние тревоги и без того не покидавшее меня ни на один день, ещё более усилилось. Он мучился от бессонницы в бетонном подвале, с крошечным, решётчатым окном, не пропускавшем солнце, а я мучилась от бессонницы на воле, где весна плавно переходила в лето. Всё цвело, благоухало, люди смеялись, радовались, жили своей, далёкой от наших проблем жизнью. Наши родственники, которые предоставили в моё распоряжение одну из комнат в квартире, телефон и почти полный пансион с трёхразовым питанием, не совсем понимали убеждений и действий Бориса. Привыкшие во всём полагаться на власти, поддерживать её политику, они недоуменно вопрошали: «Чего ради сопротивляться?» И только когда один из сыновей остался без работы и переехал в Россию, такая же участь ждала и другого сына, они тоже решили продать двухкомнатную благоустроенную квартиру в центре Алма-Аты, дачу и последовать за детьми.
Я иногда задавала себе вопросы: «Не напрасны ли все эти страдания? Во имя чего Борис рискует жизнью своей и своих близких? Оценит ли это кто-нибудь и когда-нибудь?» Я думаю, что рисковал он во Имя правды и истины, справедливости и законности, во имя соблюдения прав и свобод любого гражданина, невзирая на его национальность. Это, если говорить высоким стилем. А если проще – так предначертано ему было свыше.
Наконец-то настал день экспертизы. Слава Богу, Борис с достоинством выдержал и это испытание. Вот что написал он о процедуре экспертизы: «Начиная с пелёнок, я был расспрошен про все болезни, разобран на все свои составные части, распотрошён, расчленён, продегустирован, разжёван, но не проглочен. Перекрёстный допрос продолжался один час сорок минут. (Замечу, что задано было около 200 вопросов самого неожиданного характера). Наконец, профессор Зальцман сказал: «Ну, Б.Ф. экспертиза окончена, вопросы исчерпаны. А теперь, не можете ли вы нам сказать, что всё-таки ждёт Казахстан в будущем и каковы будут взаимоотношения с Россией?» Я откровенно рассмеялся: «Вы же привезли меня сюда на предмет идиотизма, а тут такой вопрос, на какой ни Назарбаев, ни Ельцын ответить не смогут. Моё же мнение, что без России никакого будущего у Казахстана не будет»…
Говорят, что нет пророков в своём Отечестве. Возможно, но есть люди аналитически мыслящие и, исходя из анализа предыдущих событий, способные прогнозировать будущее. Борис это умел. Об этом знали и те, кто задал ему этот вопрос. На календаре был май 1994 года – для большинства граждан Казахстана полная неясность своего будущего. В республике началась распродажа собственности иностранным фирмам. Гиганты индустрии –Темиртаусский металлургический комбинат, шахты Караганды, рудники Восточного Казахстана, Экибастуза, предприятия южных областей оказывались в руках богатых японцев, индийцев, турок, западных и американских инвесторов. Тысячи людей, преимущественно русскоязычных, оказались без работы. Вот тогда и хлынул поток беженцев в Россию.
«Тлеющий регион № 72» — называлась статья Б.Супрунюка, опубликованная в газете «Вечерний Омск», спустя два месяца газета «Коммерческие вести» публикует материал «Чужие русские». Там и там – о проблемах русских и русскоязычных в Казахстане и о проблемах переселенцев и беженцев в России, о притязаниях Казахстана на незыблемость существующих границ и о желании населения северных областей республики присоединиться к России. Этой надеждой жили миллионы. Население Петропавловска, Усть-Каменогорска, Павлодара, Кокчетава, Кустаная на многочисленных митингах требовало выхода из состава Казахстана и присоединения к России, поскольку все эти территории исторически принадлежали Российскому государству.
«Стоп!» — пишет Б.Ф.Супрунюк за четыре месяца до медэкспертизы, устроенной по указу властей Казахстана гражданину России. – Похоже, что мы, русские в Казахстане, здесь можем вступить на минные поля новых приднестровий и абхазий! (В этих краях лилась кровь, междуусобные распри, борьба за территории). Вопрос перекройки границ может повлечь непредсказуемые последствия во взаимоотношениях России и Казахстана. Тем более, что грустная практика межгосударственных трений и конфликтов уже нарабатывается в Семипалатинске (из-за ядерного полигона), и в сферах о создании единого рублёвого пространства. В случае отсутствия взаимной, доброй воли и взаимного здравого смысла вокруг многомиллиардного российского хозяйства вдоль Транссибирской магистрали может завариться такая каша, которую не расхлебаем не только мы, но и наши потомки. Логично было бы создание здесь свободной экономической зоны или единой для обеих республик зоны свободной торговли, что сразу бы сняло множество вопросов, в том числе и межнациональных».
Такие мысли высказывал не только Б.Супрунюк. Они обсуждались в парламенте республики, видными экономистами на страницах печати. Но у Назарбаева и его команды были другие планы, как у Ельцина и его команды. Никто из них не подумал о судьбах миллионов, для которых развал СССР и объявленные суверенные и независимые государства стали трагедией – потерей работы, жилья, а нередко и самой жизни.
***
Сегодня тридцать один день, как Бориса нет со мной. Но я по-прежнему каждое утро вхожу в его комнату и желаю ему доброго утра. А с фотографии он смотрит на меня – умный, внимательный и слегка ироничный. Каждое утро я читаю молитву вдовы и прошу Господа простить «все его согрешения вольныя и невольныя, аще словом, аще делом, аще ведением или неведением», прошу утолить мою печаль. Недавно услышала фразу: «Разлучает жизнь тех, кто любит». Кто-то не согласится с этим мнением, а я, потерявшая любимого человека, полностью согласна. Конечно, разлучила нас смерть, но жизнь тоже безжалостно разлучает.
Передо мной альбом, посвящённый встрече 1987 года – года Зайца. Встречали мы его небольшой компанией – три семейные пары. Что-то на нас всех нашло, но вечер искрился не только шампанским и новогодними игрушками с ёлкой, но и юмором, шутками, розыгрышами. И всё это экспромтом. И тут же по ходу праздника оформляли альбом, в котором кроме смешных картинок и открыток каждый мог записать свои умные, остроумные мысли, смешные истории, анекдоты, связанные с милым существом по имени Заяц. «Новогодний лозунг пожарных – «Все на Огонёк!» — такой записью открыл череду афоризмов мой муж. Что ни страница, то словесный перл. С грустью перечитываю и просматриваю.
Кто-то сказал однажды: «Чтобы залечить душевную боль «времени нужно время». Поэтому, окунаясь в воспоминания, я пытаюсь восстановить приятные переживания прошедших лет, вновь ощутить счастливые моменты. По-моему, это лучшее лекарство от горя.
В нашей жизни было немало прекрасных рассветов, но один особенный. Июнь 1986 года. Вечер на даче у друзей, хотя своя дача в нескольких десятков метров. Но у них интереснее – здесь маленький телевизор, газовая плита, холодильник, а потому и ужин был приготовлен на славу. Помню, что пили только лёгкое сухое вино, много говорили о политике, читали стихи, спорили, шутили. С хозяином дачи – Петром Добродумовым Борис учился в одном классе, так что знакомы с детства, а с его женой – красавицей Верочкой Васильевной – нас связывали служебные интересы. Незаметно, за разговорами, шутками, прибаутками провели ночь. Вера была большая любительница цветов, и часть участка представляла собой благоухающий цветник, где росли какие-то заморские растения, а рядом – шикарные ромашки и васильки. Ночь была наполнена ароматами, пьянящими, волнующими. Наконец, хозяева не выдержали, ушли досыпать, а мы с Борисом, освещённые первыми солнечными лучами, пошли погулять. Мы шли одни по пустынной дороге, по обеим сторонам которой высились могучие тополя. В небе занимался рассвет – нежный, розовый, птицы заливались, всё живое тянулось к солнцу. Ощущение глубокой душевной близости, счастья от покоя и красоты. Мы шли, взявшись за руки, шли навстречу новому дню, навстречу своей судьбе.
После горьких потерь, постигших нас обоих (у меня ушёл из жизни 15-летний сын, замечательный, светлый мальчик, Борис похоронил отца и брата), после разочарований в семейной жизни из-за предательства близких, после тяжёлых болезней мы оба почувствовали, как вновь захотелось жить, как заиграла кровь, как нас, словно магнитом, потянуло друг к другу. Божественные силы напитали нас Силой, Верой, Надеждой, Любовью. И всё преобразилось. Мир вокруг снова стал заманчив, интересен, увлекателен, захотелось творить, путешествовать, общаться, делать добрые дела.
В стране раскручивалась перестройка, появилась надежда на перемены в политической, общественной и социальной жизни. И этот круговорот перемен, новых веяний захватил, закружил моего мужа, вынес на гребень волны. Он с головой окунулся в политическую и общественную деятельность, страстно, аргументировано выступал на митингах, собраниях Русской общины, конференциях Мемориала, съездах Конгресса Русских общин в Москве, на парламентских слушаниях в Государственной Думе России. К каждому публичному выступлению он готовился тщательно, обсуждая те или иные проблемы со мной, со своими соратниками.
Незадолго до кончины Борис Фёдорович навёл порядок в своём архиве и, как бы подытожив свой журналистский путь, составил список газет, в которых публиковался, начиная со школьных лет. Насчитал 48 изданий, от «Ленинского знамени» (г.Петропавловск) до «Правды», «Известий», «Советской России», «Комсомольской правды». В Омске он печатался в «Коммерческих вестях», «Красном пути», «Сибирском времени», «Омском времени», выступал на каналах СТВ со своими комментариями по поводу различных событий в стране и городе. У него было имя, у него был имидж, у него была позиция, отличная от большинства верноподданных власти журналистов. Даже годы спустя после бурных 90-х годов, стоило ему назвать свою фамилию, как в ответ слышалось: «А вы тот самый Супрунюк, которые воевал с властями…» Вот таким он и запомнился людям – борцом, неподкупным, несгибаемым, бесстрашным.
Год назад, на следующий день после моего 69-летия, мы решили вести дневник, записывать самые интересные события, мысли. Вскоре эти записи превратились в творческое состязание. Мы, как два «акына», наперебой изощряясь в остроумии, шутках, иронизировали и подначивали друг друга.
14.03.08. Сегодня 9-ые лунные сутки и как сказала одна наша знакомая – сатанинские сутки. Что ж, астрологам виднее, но для нас они прошли как и предыдущие дни. Утром в передаче «Малахов плюс» один священник, рассказывая об особенностях Великого поста, насмешил нас и публику анекдотом: люди, находящиеся в пути, могут не придерживаться строгостей поста, и вот один умник, выходя из дома с батоном колбасы, оправдывал себя тем, что говорил: «Я в пути». В пути с Б.Ф. и я, потому как нарушили пост с первого дня (хотя клялись соблюдать его строго). Сейчас смотрим фильм об Оливере Кромвеле. В годы СССР кинокартина не была допущена до зрителя и экрана, ибо нашли в ней какие-то намёки и параллели с советской действительностью. «Я не намерен терпеть мнения корзинщиков и фермеров», — заявил английский король, за что был свергнут и казнён. О. Кромвель возглавил вооруженные силы Англии, содействовал провозглашению республики и через четыре года установил протекторат – режим единоличной военной диктатуры. Как писал о нём Карл Маркс – совмещал в одном лице Робеспьера и Наполеона английской революции». Диктаторы неистребимы.
Эту запись сделала я. Следующую — Борис. Все свои странички он начинал с одной и той же фразы: «Как жаль, что я не алкоголик, потому как вчера это началось, а сегодня закончилось – настроение наплевательское на наше ТВ до того, что я выключил ящик сразу после десяти часов, мотивируя, правда, тем, что шибко хочу создать наилучшие условия для сна любимой женщине, тем более спортсменке и красавице с изумительной чёлкой, созданной мной по вдохновению. ТВ всё больше напоминает брехтовский зонг: «Идут бараны, бьют в барабаны, шкуру на них дают тоже бараны». И смотрят – тоже бараны, а я – один из них».
А вот наше шутливое пикетирование от 5 и 6 февраля.
Я пишу: «Подходит к концу пятый день февраля. Быстро-то как. Муж мне заявил: «Пиши объяснительную!» А вот по какому поводу – не помню. Нет, так жить дальше нельзя. Пора из небытия вызвать Спартака, Стеньку Разина, декабристов, Че Гевара, революционеров всех мастей – и к восстанию, на баррикады под лозунгами: «Долой власть Б.Ф.!» «Да здравствует власть Л.И.». Матриархат – это величайшее благо для человечества. Прекратятся войны, переделы собственности и границ, наступит мир, покой и любовь. Очень быстро начнёт решаться демографическая проблема в России. И чего себе думают российские политики, ни разу не предложившие ни одной женщины на пост президента или премьера в крайнем случае. Не хватает своих дам – переманить из США Кондолизу или Хилари, на худой конец, девушку с косой, то бишь Юлию с Украины. Мужиков из власти – долой, долой, долой. Это наш ответ Чемберлену, то есть Борису Фёдоровичу, это наша «объяснительная», это наша комбинация из трёх пальцев (Приписка Б.Ф.: «Это такая наглость, что она недостойна и одесских торговок!!!»)
А если серьёзно, то день знаний и познаний для меня во всяком случае. Б.Ф. тоже очень много читает, интересные публикации рассказывает мне. Я же изучаю труды Валентины Травинки. Её постулаты – исцели себя сам, не греши, помогай другим. Много у неё практических, житейских советов. За целый день никто не позвонил и мы тоже никому. Это плохо, надо общаться, хотя Б.Ф. сам по себе прекрасный собеседник, всячески меня смешит. Я пыталась установить новый порядок питания по методу Травинки, но Б.Ф. вносит свои коррективы. Ну и ладно, сама буду питаться по оздоровительной системе. По ТВ сообщают о волне гриппа, который катится в Сибирь. Да здравствует чеснок, лук, клюква, лимон, а также жюз грамм!»
И вот ответ моего милого: «6.02.08. Вступаем по-китайски в год жёлтой земляной Крысы. Как жаль, что я не алкоголик, что я не наркоман. Как хорошо, что я не кролик, не подкаблучник, не болван…, которых бы очень хотела из меня сделать Л.И. (см. запись 5.02). Провозглашать матриархат после того, как человечество его по заслугам уничтожило – это бред (вот тебе за фигу!) Только высокое культурное воспитание в четырёх тюрьмах и «санатории» Гранитный удерживает меня от мата на всех известных мне языках. Известно, что для мужчины семья – это тыл, а для женщины – фронт. На эту тропу выходит моя жена, которая призвала на мою седую голову всех головорезов истории (см.5.02), а также обозвала Чемберленом, а ещё она обозвала меня тупым, где в ситуации сама была слепой. А ещё она. Стоп! Красный свет!
Мы живём в этой хате 11-й год. На сегодня в ней на стенах и дверях 11 календарей – лучший из которых КРО-97 года, а худший – года нынешнего с портретом губернатора. Теперь предстоит задача – ежегодно впредь добавлять по календарю, не уничтожая 11 первых. Дверей и стен как раз хватит до 2017 года».
Дело в том, что Борис Фёдорович поставил перед собой задачу, встретить 100-летие Октябрьской революции, дожить до 2017 года. Но увы, человек предполагает, а Господь располагает. Богу было угодно призвать его к себе третьего декабря 2008 года.
Журналистское перо Бориса Фёдоровича было острым, он мог так «припечатать», что мало не покажется. Но надо отдать должное, что словом он боролся с беззаконием, несправедливостью, бесчестием, хамством, стяжательством и прочими пороками. И говорил, и писал он страстно, вдохновенно, убедительно, парируя «каверзные» вопросы, сбить его с толку было невозможно. Противников сражала его логика мышления, умелый подбор фактов, яркая, образная речь, не обходилось, конечно, без резких, нелицеприятных оценок действий властей Казахстана и России, но они были заслуженны. Своей могучей энергией он заражал аудиторию. К сожалению, тратил её безмерно, не задумываясь о последствиях для здоровья.
Очень хорошо помню, как он выступал в посольстве России в Казахстане после почти сорокадневного заключения под стражей в республиканской психиатрической больнице для прохождения экспертизы. Физически он был вымотан, но дух не сломлен. В присутствии посла Б.А.Красникова, генконсула С.Н.Тюрина, других работников посольства, при участии А.Микитаева, представлявшего управление по вопросам гражданства администрации президента РФ, чиновников генпрокуратуры и администрации президента Казахстана, Борис устроил такой разгром всей правоохранительной системы Казахстана, что лично мне стало жутко. Я испугалась, что за такие резкие высказывания его снова упекут за решётку или ещё хуже – подстроят какой-нибудь случай на дороге. Я пыталась сдерживать его эмоции, дёргая за полу пиджака, но он отмахивался и продолжал клеймить беззаконие и бесправие. Наконец, сосед адвокат В.Л.Ткаченко сказал мне вполголоса: «Не дёргайте его, пусть выговорится, ему это сейчас крайне необходимо».
И он выговаривался, давал интервью журналистам самых разных изданий, как российских, так и казахстанских. Одно из них записал Андрей Кондрашов. Он сейчас на канале «Россия» ведёт программу «Вести», а тогда был корреспондентом Российского телевидения в Алма-Ате. Мы сидели в скверике, напротив Академии наук Казахстана. Здесь было много кустов сирени, цветов, небольшой фонтан – тихо, спокойно, уютно. И немолодой уже журналист Борис Фёдорович Супрунюк, имя которого стало известно не только казахстанской, российской, но и международной общественности, рассказывал молодому журналисту о своей позиции, принципах, о том, каким он видит будущее суверенных государств, что надо сделать в России, чтобы поддержать соотечественников за рубежом.
Ещё одно интервью Борис дал алма-атинскому бизнес-вестнику «АБВ» под заголовком: «Я достоин предстать перед судом суверенного Казахстана!» В преамбуле корреспондент Виктор Верк написал: «Прошедшая неделя выдалась на редкость щедрой на события. Арест участников и инициаторов голодовки у Дома парламента, поездка президента по Талдыкорганской области, наконец, приезд на Байконур первого вице-премьера России Олега Сосковца. Но, пожалуй, политической новостью № 1 стало освобождение из-под стражи лидера северо-казахстанской Русской общины Бориса Супрунюка. В минувшую субботу г-н Супрунюк дал первое после освобождения эксклюзивное интервью автору этих строк в присутствии российского консула Сергея Тюрина».
Мне хочется привести несколько абзацев из высказываний Бориса, ибо они ярко характеризуют его образ мыслей и чувств.
«Так называемое «медицинское учреждение», куда я был переведён из СИЗО для прохождения СПЭК (судебно-психиатрической экспертизы) – это настоящая тюрьма с охранниками, железными дверями, решётками на окнах в руку толщиной. За всё время, что я там провёл (а это больше двух недель), мне разрешили только одну встречу с женой. Практически полная изоляция в настоящей тюремной камере. Среди моих соседей «по палате» были шестеро убийц, угонщик машины собственного отца, «неудачливый» самоубийца. Обращение с пациентами тоже не отличается от того, что я видел в СИЗО и пересыльной тюрьме. На моих глазах трое охранников зверски избили моего сокамерника 18-летнего казахского паренька. Причём, во время этой «лечебной» процедуры «эскулапы» в погонах приговаривали: «Терпи, ты же мужчина!» Ну и, естественно, ни радио, ни телевизора, ни газет».
А я добавлю – ни нормального света, ни солнца, ни воздуха. Когда я всё-таки добилась свидания, первым вопросом моего мужа был такой: «А какая погода в Алма-Ате?»
Рассказывая о самой экспертизе, Борис подчеркнул, что её проводили крупнейшие авторитеты казахстанской психиатрии – люди не только компетентные, но и порядочные. «Полагаю, — сказал он, — что моя вменяемость не подлежит сомнению и судебный процесс неизбежен».
— Зачем вам нужен этот суд? – спросил корреспондент.
— Он нужен не мне, вернее, не только мне. Он нужен всем русским, ставшим здесь в одночасье людьми «второго сорта». И этот суд нужен для всех людей, которые верны идее верховенства прав человека – независимо от национальности. Я убеждён, что такой суд будет, и мы его все выиграем».
Многочисленные интервью и резкое выступление в посольстве РФ в Казахстане, естественно, не понравились властям, и мы сразу же почувствовали, что за нами следят и возможны всякие провокации. Надо было срочно покидать столицу. В посольстве предложили свой вариант – мы летим в Москву, там Бориса обследуют медики, подлечат и только затем возвращение в Петропавловск. План был хорош, мешало его выполнить только одно – у нас закончились деньги. Но и тут выход был найден – нам купили билеты за счёт посольства, а один из его сотрудников провожал нас до самого отлёта самолёта. И всё-таки беспокойство меня не покидало до тех пор, пока не пересекли воздушную границу Казахстана. Только над Уралом я расслабилась, уснула и разбудил меня муж в аэропорту Домодедово. За полтора месяца нервотрёпки и бессонных ночей, эти два часа сна в самолёте, восстановили мои силы, как оказалось, для новых тревог и переживаний.
Сегодня 40 дней со дня смерти Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго. А два дня назад мы почтили память моего мужа в сороковой день со дня смерти. Возможно, что уход их из жизни друг за другом чисто случайное совпадение, возможно в этом есть какая-то духовная связь. Борис Фёдорович не раз с гордостью рассказывал, как он присутствовал на богослужении в храме Христа Спасителя и получил благословение самого Патриарха Всея Руси Алексия второго. Нельзя сказать, что он был верующий человек, хотя в детстве бабушка Варвара Григорьевна (по рассказам детей и внуков истинно православная душа) тайком от родителей покрестила его. И в свой последний 73-й день рождения – 23 сентября он попросил подарить ему крестик, что я и сделала с большим удовольствием и одела ему на шею, но ночью крестик с него свалился, ещё несколько дней он поносил его и снял сам. С религией у него были сложные отношения. Он много читал, в том числе Библию, Евангелие, Коран, философские трактаты. С какими-то постулатами был совершенно согласен, какие-то подвергал сомнению. Закваска материалиста была в нём необычайно сильна. Одна из последних книг, которую он перечитал перед смертью «Избранное» Константина Леонтьева, выдающего русского философа, публициста, писателя. «Прорицатель грядущей России», русский Ницше», «консерватор и охранитель» — такова характеристика этой исторической личности. В советское время произведения Леонтьева не переиздавались. Наконец, пришла пора познакомиться с его особым взглядом на развитие общества, понимание прогресса. Главный вопрос жизни Леонтьева — судьба любимой России. В сборнике ответы на вопросы — что такое славянство, правомерно ли понятие «русский человек», что такое государство — останется ли им Россия?
Бориса навёл на этого философа Валентин Александрович Быков в одном телефонном разговоре. В нашей районной библиотеке нашёлся экземпляр его «Избранного» и муж с удовольствием окунулся в интересное чтиво.
Продолжение следует…