Старейший фотокорреспондент Омска отмечает юбилей.
Омский Союз журналистов поздравляет нашего дорогого коллегу
Александра Александровича Чепурко с 85-летием!
… Добродушное, располагающее к себе лицо, быстрый, все подмечающий взгляд, живая речь. Это – Александр Александрович Чепурко, Сан Саныч, как зовут его все журналисты, старейший фотокорреспондент Омска. Более десяти тысяч фото, опубликованных в газетах разного уровня, от районных до всесоюзных, свыше тысячи фотографий в книгах и фотоальбомах, а всего сотня тысяч, если не больше, снимков, сделанных на протяжении долгой творческой жизни. Это Сан Саныч – неувядаемый мастер фотожурналистики, прекрасный рассказчик и просто хороший человек.
Трудно представить, что Чепурко в первый раз взял в руки фотоаппарат в 27 лет. Сегодня, если и он и не висит у него на шее, кажется, что все равно при нем, настолько образ Сан Саныча неотъемлем от орудия его труда.
– Во время войны пацаном я жил в деревне у дедушки. Он – крестьянин, руки на все горазды, и меня приучил без дела не сидеть. После окончания профтехучилища завода им. Баранова много где довелось поработать. В Тавричанке на авторемонтном заводе мастером был, Домом культуры заведовал, народным театром руководил. В Свердловске высотником-монтажником домну строил и захотелось на строительство космодрома в Байконуре попасть. Заполнил анкету и уехал к родителям в Тавричанку ждать вызова.
Месяц вызова нет, полтора, пошел на завод, где когда-то работал, за пару недель там калориферы запустил и снова делать нечего. Зашел в редакцию районной газеты «Слава труду», а там меня сразу зачислили литрабом и в командировку поМТС отправили. Работаю себе месяца четыре, заметки пишу, а фотокор у нас очень «поддать» любил и как-то по очередной пьянке на редакционном «Москвиче» перевернулся. Его уволили, а редактор мне говорит: «Снимать некому, езжай ты, Саня, в технике разбираешься и с фотоаппаратом общий язык найдешь».
Так я в 27 лет впервые в руки фотоаппарат взял. У редакции его не было, пошел в магазин, купил ФЭД-2 за 40 рублей и к местному фотографу Леве: «Покажи, как заряжать, как проявлять и все остальное». Тут мне вызов пришел, но не на Байконур, а в Гурьев-40 на атомную электростанцию. Хотел родителей с собой взять, а те отказались уезжать, я и остался.
Снимки, которые в районке тогда публиковались, мне не нравились. Приводили в редакцию какого-нибудь передовика-колхозника, ставили к стенке – снимай его на первую полосу, вот и все «творчество». Не по душе мне это было, говорю редактору: «Отправьте меня в «Омскую правду» поучиться».
Редакция областной газеты находилась тогда на втором этаже здания на углу Ленина у моста. Приезжаю, приводят меня к фотокору Пете Усову: «Вот тебе стажер, обучай». С ним художник Виктор Резниченко, Катя Маркова, они мне сразу: «Через дорогу подвальчик, там пирожки продают, а рядом «круглый» магазин, там – водочку. Пробеги через них и к нам, заниматься начнем». Особых тонкостей мне не преподали. «Нет ничего проще, – сказал Петя Усов. – Приезжаешь в поле, видишь трактор – щелкни. Подзываешь тракториста – щелкни его на фоне «железного коня», потом – крупнее на фоне неба. Вот три снимка в газету и готовы». Но за 10 дней научили меня правильно проявитель и закрепитель делать, снимки печатать.
Сельская жизнь всегда вдохновляла Сан Саныча, но жажда расширить кругозор объектива, показать людей в других аспектах толкала его на иные просторы для творчества.
– Вернулся – книжками обложился, в библиотеке районной все журналы стал просматривать. Уже через год на областной выставке получил диплом II степени, а через 2,5 года, в 1966-м, меня в «Омскую правду» пригласили. С Липовским работал, потом Гриша Мардер пришел, потом Сапоцкий-старший.
Дело мне нравилось, решил уровень повышать, на журфак в Уральский университет поступил. Когда к обучению специальности подошли, преподаватель меня спрашивает: «Чем снимаете?». «Лейкой», – говорю. «А что это?». Посмотрел я на него и думаю: чему же здесь меня научат? Забрал документы и ушел с третьего курса, а привезенные репортажи ребятам оставил, чтобы за свои сдали.
В «Омской правде» фотоклуб был, актив из 6-7 человек, которые постоянно снимки для газеты приносили, так что мы с напарником вполне справлялись. Но мне всегда интересно было не просто качественный снимок сделать, а человека показать, его отношение к делу. Любил на селе снимать, многих там знал, и меня знали, уважали.
Мы тогда хорошо зарабатывали, но во главу угла деньги не ставили. Если журналист начинает гнаться за рублем, он перестает быть творческим человеком. Погоня за деньгами не совместима с творчеством. А заработать можно было и в другом месте – хороший фотограф всегда был востребован – на свадьбах, юбилеях, торжествах. По 12 часов работал, суббот и воскресений не знал – по ним, как правило, значимые для газеты события проходили. Выходные у меня только в ТАСС появились.
Сергей Иосифович Манякин, первый секретарь обкома, каждое утро с чтения «Омской правды» начинал, фотографии ему заранее приносили смотреть. Как-то попался ему мой блок из трех снимков с партийной конференции: он сам за трибуной, группа рабочих и крестьян и два передовика. «Понимает, как снимать надо, больше его снимков мне не носите», – сказал. С тех пор я как бы «приближенным» стал, хотя мы с секретарем по идеологии Новосельцевым с комсомола были знакомы и, можно сказать, дружили. Но «указивок» из обкома мне никогда не поступало, просто звонили и сообщали о готовящемся событии.
Раз звонят из обкома и говорят: «Сиди на месте, жди, что-то случится». Потом заезжает на РАФике Манякин с секретарями обкома и – на вокзал. Оказалось, через Омск Брежнев проезжал. Вышел генсек на перрон, темно, а со вспышкой не разрешают снимать – испугается. Потом нас в вагон на пару минут завели, Брежнев недовольный сидит, Манякину: «Ну, Сергей, и ехать до тебя!» Поговорили они минут 25, Манякин в обком, а я пленку проявил и в ТАСС отправил.
Выход на всесоюзную арену не был для Чепурко случайностью – таких профессионалов, художников своего дела, умеющих подать увиденное в необычном ракурсе, сделать снимок так, чтобы он надолго запомнился, и тогда, и сейчас немного.
– Через какое-то время после этого мне говорят: «Тебя в ТАСС забирают». Из Москвы хотели своего фотокора прислать, но Манякин настоял, чтобы жизнь омичей омич бы и освещал. А я собкором совсем быть не хотел – газета только-только японскую аппаратуру получила, мне на ней хотелось работать, тем более что непосредственное отношение к ее получению имел.
Дело было так. Союз журналистов ежегодно фотокоров со всей страны в Москве собирал на секции фотожурналистов. Заседания были скучнейшие, сплошная говорильня. На одной из таких заседаловок я взял слово. «Товарищи, – говорю, – вот вы нас собрали и бросили – ничему мы здесь не учимся, ничего интересного не видим. Нам говорят, что можно и валенком снимать, но вы-то валенками не снимаете, а нам приходится на чем попало работать или хорошую аппаратуру на толкучке на свои деньги покупать, только за оптику до двух зарплат выложить. Почему бы ЦК не закупить для областных газет импортные фотоаппараты, объективы?».
А в зале, оказалось, завсектором пропаганды ЦК сидел. После заседания подбегает ко мне главный редактор «Фотохроники ТАСС»: «Собирайте группу, и завтра к нам». Председатель секции подводит меня к партийному боссу, я ему все поподробнее объяснил, и через полгода в Омск, Новосибирск, Красноярск, другие города Сибири пришли японские комплекты: фотоаппарат, четыре объектива и сумка. Высший пилотаж по тому времени.
Потому я поначалу переходить в ТАСС и заартачился, но потом согласился, и 13 лет там отработал. Требования совсем другие, сначала мало фотографий проходило. Там события, которые мы важными считаем, никому не нужны. Например, о первой «Королеве спорта» репортаж прошел, а на следующий год посылаю – да мы это уже ставили, не надо. Победитель соцсоревнования на ПХБО «Восток» никого не интересует. Тяжело было, но потом привык, к тому же, что хорошо, для творчества больше времени оставалось.
– Сан Саныч, а как фотографии в ТАСС отправляли, почты-то электронной тогда не было?
– Спецсвязью в правительственных конвертах, иногда с командиром рейсового самолета. А потом, когда с обкомом хорошие отношения наладились, фельдъегерской почтой.
– Обком за это, наверное, просил, что-то об области специально для ТАСС снять?
– Нет, никогда такого не было.
– Как оперативно и в каких объемов Москва требовала фото о трагедиях, например, когда в 1984 году в омском аэропорту при взрыве Ту-154 погибло 150 человек?
– Такие случаи вообще замалчивались, мы пожары, другие трагические и скандальные ситуации не снимали. На мой взгляд, не надо пугать людей, шокировать их жуткими подробностями или привлекать читателей рассказами о том, как Собчак с мужем развелась.
Но когда перестройка началась, пожары, взрывы и все такое прочее стали требовать. Тогда я и еще восемь человек из ТАСС ушли. Мне город альбом «Омск и омичи» заказал, три года им занимался, мне это интересно было. 400 фотографий в альбом вошли, я им и сейчас горжусь. Много по Якутии ездил, тоже хороший альбом получился.
Однако в опасных ситуациях бывать приходилось. Ничего страшного в этом Сан Саныч не видит – они тоже составляющая работы фотожурналиста.
–На НПЗ во время пуска комплекса «Ароматика» собралось руководство области во главе с Манякиным. Вдруг все побледнели – площадка стала дрожать, дрожь всё усиливалась и также внезапно прекратилась. Выяснили, что главный инженер каким-то образом перекрыл задвижку. Как нам потом объяснили, если бы это продолжалось еще минут 15, из нас в живых никого бы не осталось.
Другой случай произошел в Знаменском районе. «Омская правда» тогда отправляла в районы журналиста и фотокорреспондента, они неделю там проводили и приезжали с материалами, рассказывающими, как живет район. Поехали мы из Знаменского в колхоз, мороз под 30 градусов, надо речку переезжать, а мост в 15 километрах. Сопровождавший нас секретарь парткома говорит водителю: «Давай напрямую по льду». Въехали мы на лед, а в верховье речушки запруду прорвало, и он двойным сделался, наш ГАЗик под верхний слой носом ушел и пополз вниз. Нижний лед, правда, машину удержал, мы в ледяной воде, шофер в кабине застрял, я его вытащил и к берегу. Подошедший молоковоз ГАЗик выдернул, а мы в ближайший дом заскочили. Разделись догола, дед-хозяин нам по полстакана растопленного медвежьего сала налил, водкой запили, согрелись. А он нам говорит: «Повезло вам, ребята, речушка-то узенькая, а глубина в ней 14 метров».
Журналист – творческая профессия, она не замыкается на какой-то одной стороне жизни, и Чепурко уверен, что человек, связавший свою судьбу с журналистикой, должен быть разносторонним, постоянно развиваться.
– Петь я с детства люблю, и самодеятельностью любил заниматься, драматическим коллективом в селе руководил, вообще театр люблю. После школы я даже во ВГИК на актерский факультет ездил поступать. Не прошел. Но в профессии театр помогал – сюжетная задумка, построение сцены для фотографии тоже необходимы. Идея, бывает, долго сидит в голове, и вдруг попадаешь в ситуацию, которая к ней подходит. Если в мозгах это есть, ты такой момент не пропустишь, а если ты об этом не думал, пройдешь мимо.
Как-то решил детвору на натуре поснимать, привез в поле пять ребятишек, выстраиваю им сценки – ничего не получается. Вдруг гляжу – на меня издалека от трактора мальчуган бежит, радостный такой. Развернулся, на бегу его щелкнул – отличный снимок получился, я его потом на выставках не раз показывал.
Фотожурналист имеет возможность своими методами показывать людям, как должно быть, показывать, как красиво поле, ухожена техника, показывать лица рабочих или крестьян, которые испытывают удовольствие от своего труда. В журналистике должны работать не пиарщики – у них свои задачи – а те, кто болеет за свой район, город, область. Надо рассказывать о позитивных сдвигах, о простом человеке, тогда и журналистика будет пользоваться большим уважением, будет приносить пользу обществу.
Расставшись с профессиональной журналистикой, Сан Саныч и сегодня любит пройтись с фотоаппаратом, поймать какой-то интересный момент, запечатлеть изменения, которые происходят в городе. Это у него в крови уже навсегда.
– Живем мы с супругой за городом, небольшой дом, сад, огород. И голуби. Я их с детства любил, но в городе, как держать? А когда дом построил, сразу и голубятню поставил. Из фотоаппаратов себе только два оставил – пленочную «Лейку», которую 30 лет назад купил, и цифровой «Кэнон».
Снимать для души, конечно, снимаю, но больше со старыми снимками и негативами занимаюсь – может, когда-нибудь удастся еще альбом издать, материала-то у меня на него сполна хватит.
В следующем году мечтаю выставку сделать. 85 снимков отберу – по числу годков. Уже с руководством городского музея «Искусство Омска» разговаривал, я ему готов свой архив передать, а они мне – площади под выставку предоставить. Но надо еще и финансы изыскать. Напечатать снимок в большом формате с рамкой порядка двух с половиной тысяч стоит, вот и считай – за 200 тысяч все удовольствие обойдется. Без партнера-спонсора не обойтись.
Игорь Спиридонов.
Газета «Вечерний Омск».
Материал признан победителем в номинации «Лучший очерк областных и городских печатных изданий » творческого конкурса журналистского мастерства в 2021 году.
